Читать интересную книгу Капитан первого ранга - Патрик О`Брайан

— О! — воскликнул Стивен, снедаемый желанием сообщить ей, что его высадят на испанском берегу в безлунную ночь, — желание, вполне извинительное для одинокого секретного агента, однако прежде чуждое ему. — Мне придется улаживать скучнейший юридический вопрос. Сначала я поеду в город, затем в Плимут и, возможно, ненадолго навещу Ирландию.

— В город? Но Брайтон совсем в другой стороне. Когда ты предложил подвезти меня, я решила, что ты собираешься в Плимут. Почему ты сделал такой крюк?

— Чтобы увидеть пруды, наполненные росой, каменку обыкновенную, получить удовольствие от езды по полям и лугам.

— Какой ты упрямец и вредина, Мэтьюрин, — усмехнулась Диана. — Больше не стану говорить тебе комплименты.

— Очень жаль, — сказал Мэтьюрин. — Но мне действительно нравится ехать с тобой по этой дороге в почтовой карете, особенно когда у тебя такое настроение. В такой компании я мог бы провести целую вечность.

Пауза затянулась дольше, чем следовало, но он не стал продолжать, и Диана произнесла с натянутой улыбкой:

— Молодцом, Мэтьюрин. Ты настоящий кавалер. Но, боюсь, я уже вижу конец этой дороги. Впереди море, и это должно стать для нас началом других путей — не сомневаюсь, что они будут вымощены благими намерениями. Ты действительно с шиком доставишь меня к дверям дома? А то на случай размолвки в дороге я запаслась башмаками на деревянной подошве. Вдруг пришлось бы идти пешком. Они у меня в корзинке с клапаном. Я так тебе признательна, ты непременно поцелуешь своего нарвала. Скажи, а где ты будешь его искать? Наверное, у торговца домашней птицей?

— Ты, как всегда, слишком добра ко мне, дорогая. Не сообщишь ли адрес, по которому тебя будет возможно отыскать?

— Особняк леди Джерси, на Пэрейд.

— Особняк леди Джерси? — Леди Джерси была любовницей принца Уэльского, и Каннинг был вхож в этот дом.

— Видишь ли, по мужу она приходится Вильерсам кузиной, — быстро ответила Диана. — А в грязных газетных сплетнях нет ни слова правды. Они симпатизируют друг другу, только и всего. Кстати, миссис Фитцхарберт весьма преданна леди Джерси.

— А то как же. Я о таких вещах все равно ровным счетом ничего не знаю. Может, лучше рассказать тебе о руке бедняги Макдональда?

— Ну конечно! — обрадовалась Диана. — Я хотела спросить о его здоровье сразу, как только мы выехали из Дувра.

Они расстались у дверей дома леди Джерси, ничего не добавив к уже сказанному: вокруг суетились слуги, носильщик спрашивал, что и куда нести, да и вообще атмосфера была напряженной, а улыбки — искусственными.

— Какой-то джентльмен желает видеть мисс Уильямс, — заявил дворецкий адмирала Хеддока.

— Кто это, Роули? — спросила Софи.

— Джентльмен не назвал своего имени, мадам. Морской офицер, мадам. Сначала он спросил моего хозяина, затем мисс Уильямс, поэтому я проводил его в библиотеку.

— Это высокий, очень симпатичный мичман? — поинтересовалась Сесилия. — А вы уверены, что он спрашивал не меня?

— Это капитан? — спросила Софи, уронив розы.

— На джентльмене плащ, мадам. Так что я не мог увидеть, какой у него чин. Хотя вполне возможно, что он капитан. На мичмана не похож. Он приехал в фаэтоне, запряженном четверкой лошадей.

Из окна библиотеки Стивен увидел, как Софи бежит по газону, придерживая юбку и сбивая лепестки с кустов роз. Она взлетела на террасу, перепрыгивая сразу через три ступеньки. «Лишь лань могла бы скакать с такой милой грацией», — подумал Стивен. Софи остановилась как вкопанная и на мгновение закрыла глаза, поняв, что джентльмен в библиотеке — доктор Мэтьюрин. Однако, преодолев секундное замешательство, она открыла дверь и воскликнула:

— Какой чудесный сюрприз! Как мило, что вы навестили нас. Вы в Плимуте? А я думала, что вам приказано идти на Балтику.

— «Поликрест» действительно на Балтике, — ответил он, приветствуя Софи сердечным поцелуем. — А мне пришлось взять отпуск. — Он повернул девушку к свету и заметил: — Вы выглядите хорошо, даже отлично — лицо порозовело, и это вам очень идет.

— Вы очень милы, доктор Мэтьюрин, — проговорила она. — Но так здороваться с молодыми дамами нельзя. В Англии это не принято. Я не порозовела, а покраснела: вы меня поцеловали.

— В самом деле? Ну, беда невелика. Вы пьете рекомендованный вам портер?

— Вашими молитвами — из большой серебряной кружки. Он начинает мне нравиться. Чем позволите вас угостить? Наш адмирал в это время пьет грог. Вы в Плимут надолго? Надеюсь, вы задержитесь?

— Задержусь, если нальете мне чашку крепкого кофе. А то в Эксетере меня попотчевали такой мерзкой бурдой… Но задержусь ненадолго — я путешествую. С первым же приливом я отплываю, но я не мог не засвидетельствовать вам свое почтение. Я в дороге с пятницы, и посидеть с вами полчаса — для меня желанная передышка.

— С пятницы? Тогда вы, должно быть, не слышали великолепную новость?

— Какую?

— Патриотический фонд наградил капитана Обри шпагой в тысячу гиней, а купцы вручили ему приз за уничтожение «Беллоны». Разве это не великолепно? Хотя, уверена, он заслуживает большего. Как вы полагаете, он получит повышение?

— За каперское судно? Нет. Да он и не стремится к повышению. Хотя нынче каждый гонится за чином, а кораблей не хватает. Старый Джарви кораблей не строил, а вот капитанов понаделал. У нас, извините, стада безработных капитанов и косяки не получивших очередное звание командиров.

— Но никто не заслуживает повышения больше, чем капитан Обри, — заявила Софи, не желая мириться со справочником офицерского состава флота в его нынешнем виде. — Вы не сказали мне, как его здоровье.

— А вы, в свою очередь, не поинтересовались здоровьем своей кузины Дианы.

— Ах какая я негодница, прошу прощения. Надеюсь, она вполне здорова?

— Вполне. У нее прекрасное настроение. Несколько дней назад мы вместе ехали из Дувра в Брайтон. Она собирается погостить с неделю у леди Джерси.

Очевидно, Софи даже не слышала о леди Джерси. Она ответила:

— Очень рада. Никто не может сравниться с Дианой, когда она… — Софи хотела было сказать «в ударе», но, передумав, произнесла: — …в прекрасном настроении.

— Что касается Джека, то я не могу сказать, что у него прекрасное настроение и вообще какое бы то ни было настроение. Он несчастен. Судно у него — сплошное недоразумение, адмирал — ничтожество. У него уйма забот как на берегу, так и на корабле. Скажу вам откровенно, дорогая: он ревнует меня, а я — его. Я люблю его так, как не любил никого, но в последние месяцы мы смотрим друг на друга слишком косо. Я вызываю у него раздражение и напряженность. Наша дружба ему в тягость. Корабль, который мы с ним делим, мал, а взаимное недовольство очень велико — недоговоренность, подозрительность, недопонимание мешают нам даже музицировать. В открытом океане все было бы по-другому. Но когда мы несем службу в Канале, то и дело бывая на берегу, все идет вкривь и вкось.

— Известно ли ему о вашем чувстве к Диане? Наверняка нет. Наверняка по отношению к вам, своему лучшему другу, он бы никогда не позволил… Он очень любит вас.

— Ах, вы об этом — полагаю, да, по-своему. Полагаю, что если бы не ряд злополучных недоразумений, он бы никогда, по его выражению, не «прошел у меня под форштевнем». Что касается моего чувства, то хочется думать, что он о нем не знает. Я имею в виду: не знает четко и определенно. В таких вопросах Джек соображает туго; он гений лишь на корабле, во время боя. Но время от времени его все же осеняет.

Подали кофе, и некоторое время оба сидели молча, погруженные в раздумья.

— Знаете, дорогая моя, — произнес Стивен, помешивая кофе, — мужчина беспомощен против прямой женской атаки. Я не имею в виду кокетство или обольщение. Речь идет об обыкновенном выражении чувств.

— Я бы не смогла, нет, не смогла бы написать ему снова.

— Конечно. Но если «Поликрест» до осени зайдет в здешнюю гавань, то вы, а вернее, адмирал смог бы попросить капитана Обри подвезти вас в Дюны — вполне уместная, не переходящая границ приличий просьба, которая могла бы многое решить…

— О, я никогда не посмела бы этого сделать. Милый доктор Мэтьюрин, подумайте, какой нескромной я бы показалась, да еще не будучи уверенной в ответном чувстве. Я бы со стыда сгорела.

— Если бы вы видели его слезы, вызванные вашей добротой, вашими гостинцами, вы бы вмиг забыли о своей неуверенности. Он был готов молиться на вас.

— Да, вы сообщали об этом в вашем столь дорогом мне письме. Но для меня это немыслимо. Мужчина смог бы пойти на такой шаг, но для женщины это совершенно невозможно.

— Но как быть с прямотой?

— Как? Она должна быть! Все было бы гораздо проще, если б откровенность не считалась нарушением приличий. Скажите мне, — робко произнесла она, помолчав, — могу ли я сообщить вам кое-что, возможно, совсем неподобающее и ошибочное?

— Я отнесусь к вашим словам совершенно по-дружески, дорогая моя.